«Живу в ладу с совестью»
Композитор Давид Тухманов об опере, песнях и патриотизме
«Сейчас каждый третий может петь. И музыка для этого подходящая создаётся. Она вся стала какой-то одинаковой, очень похожей на то, что было и будет»,- признался «АиФ» композитор Давид Тухманов.
Русская «Царица»
- Давид Фёдорович, вот уже 5 лет ваша опера «Царица», посвящённая Екатерине Великой, идёт в столичном театре «Геликон-опера». Чем для вас оказался так притягателен образ Екатерины Второй?
- При Екатерине Россия умножалась и богатела. Меня поразило, как она – немецкая принцесса стала такой русской-русской - патриотичной. И опера имеет ярко выраженный патриотический акцент. Это русская опера, никакая не другая.
- Вы взялись за написание оперы потому, что досыта наелись песенным жанром?
- Это, наверно, закономерно. Жалею только о том, что поздновато начал этим заниматься.
- А что мешало?
- Думаю, что рутина жизни в поп-музыке. И потом, я думал: а чего буду соваться не в свою область? Но в последние 20 лет на меня стал очень действовать настоящий оперный вокал. Я вдруг осознал, что оперные голоса - это феномен, божий дар. Сейчас же каждый третий может петь. И музыка для этого подходящая создаётся. И сочинять её вроде нетрудно. Она вся стала какой-то одинаковой. Эта доступность и массовость девальвирует песенный жанр. Другое дело - оперное искусство. Природа так распорядилась, что на миллион человек может родится один с замечательным голосом. А такой, как Паваротти, вообще один на миллиард. Не говоря уже о том, что это просто очень красиво. Когда вдруг несколько простых нот из-за того, что они спеты ТАКИМ голосом, с ТАКОЙ эмоциональной отдачей, могут ТАК действовать. Поэтому меня и привлекла именно опера.
Про Ленина не писал
- Вы 10 лет прожили в Германии, последние три года в Израиле. Наверно, сложно оставаться патриотом, живя в другой стране?
- Я избегаю разговоров на эти темы, стараюсь не засорять себя всем этим. И вообще считаю, что люди очень много рассуждают о патриотизме, о политике, а знают на самом дел очень мало. Говорят лишь то, что им кто-то рассказал. Причём здесь патриотизм, любовь к русской культуре, истории и России?
- Вы назвали «День Победы» «честной патриотической песней». А у вас есть «нечестные»?
- У меня есть: «Я люблю тебя, Россия», «Родина моя», «Притяжение Земли» и «День Победы»... Когда я их писал, мне было 30 с небольшим лет. И, конечно, хотелось, чтобы у тебя дела шли хорошо, чтобы твою музыку исполняли. Я понимал, что должен вписаться в то, что звучит по радио. И то не всегда получалось... Но у меня, например, нет песен про Ленина. Ведь тогда никто никого не заставлял, но многие сами хотели и писали и про Ленина, и про партию.
- А вас не обижает, что вас, автора знаковых песен, которая поёт вся страна, государство не очень-то балует вниманием?
- Нет у меня никаких обид. Почему я должен что-то ждать от государства? У меня другая позиция. Я считаю, что человек должен жить, работать и ничего ни от кого не ждать. Поэтому и не чувствую себя обделённым или обиженным. Просто потому, что никакой милости от государства и не ожидаю. А если кто-то делает мне что-то хорошее или приятное, так я радуюсь.
- «Трудности и испытания порой полезнее удачи и успеха», - не ваши ли слова?
- Да, наверно. Если тебе всё время везёт, всё получается, то ты к себе становишься менее требовательным. И когда вдруг что-то не так, начинаешь искать виноватого. А, может, дело-то в тебе.
- И много на вашу долю выпало испытаний?
- Трудно сказать. Были, конечно, неудачи... Бывало и так, что сделал что-то хорошо, а на это никто не реагирует так, как тебе хочется. Можно ли назвать испытанием, что песню «День Победы» какой-то период времени запрещали исполнять? Конечно, было ощущение какой-то беспомощности. Но теперь кажется, что это всё мелкие эпизоды.
- В одном из интервью вы сказали, что «зло, которое было присуще Советскому Союзу, никуда не делось, а лишь приобрело иные формы». Можете пояснить?
- Я такое сказал?! И не испугался?! (смеётся). Вы знаете, времена меняются, а люди нет. Особенно те, которые обслуживают какую-то порочную систему. Они могут перекрашиваться, но продолжают обслуживать её очень добросовестно. Та же коррупция – разве это не зло? Но что с этим делать, я не знаю.
- Сегодня, по-вашему, в нашей популярной музыке есть что-то интересное, чем бы мы могли по-хорошему удивить мир?
- У нас образовался замкнутый круг. Продюсеры требуют то, что востребовано на внутреннем рынке, и поэтому большая часть артистов работает на потребу публики. Такие условия не позволяют экспериментировать, выходить за рамки. Поэтому критерии всё время снижаются. Если в серьёзной музыке ещё можно абстрагироваться от рынка, то в поп-музыке такой возможности нет. Поэтому год от года она становится всё более примитивной.
- То есть такую песню, «Как прекрасен этот мир» сегодня уже сложно написать?
- Написать-то можно, но её, скорее всего, петь не будут. Я сегодня много сочиняю. Просто решил для себя, что я ничего не знаю: кому что нужно, за что заплатят, а за что нет. Пишу только то, что чувствую и понимаю.
- Неужели можно абстрагироваться и писать без оглядки?
- Конечно, какой-то гипотетический зритель, которого я себе представляю, существует... Но я не выхожу в интернет и не интересуюсь «одноклассниками» или какими-нибудь «фэйсбуками»... Я при всем желании уже не стану модным. И что, я должен огорчаться по этому поводу и ничего не делать?
- Что нужно делать, чтобы и в 74 года сохранять такую великолепную творческую форму?
- Работать. И жить в ладу с собственной совестью.
Владимир Полупанов